Превращение в космонавта

Особенностью воспитания человека в позднесоветской школе было то, что до самого выпуска в 11 классе мы мечтали стать космонавтами. Все. Казалось, даже некоторые учителя надежды не теряют. Хотя все знали, что отряд космонавтов не примет нас такими, и вообще, никакими не примет. Нас учили сразу всему, что знало человечество на момент наших выпускных экзаменов. А потом — сами решайте. Какой-то потугой на специализацию была возможность выбора экзамена, но она ничего не решала при поступлении. Наблюдая, как дядя Гена — тракторист пьёт всю жизнь и всю жизнь работает трактористом от того, что космонавтом он не стал, а знаний в голове вполне достаточно, я понимаю, что такая проблема была не только в нашей школе. Может быть, даже не только в моём поколении и старше. 

Попав в творческую среду, я, кажется, стал космонавтом, у меня даже дипломы имеются, но примерно раз в полгода я хватаюсь то за гитару (на котором толком не умею играть, то за написание сценария), убеждая себя в том, что надо пробовать что-то стоящее. 

Хочу признаться, что в 11 классе я слышал голос в голове, который диктовал мне графоманские стихи, это потрясло и я написал на бумажке «хочу стать писателем», свернул и спрятал в письменный стол.  Когда творческий человек сомневается, это, как правило, считается чем-то вроде подтверждения в подлинности, в таланте. Должен сомневаться. Но где границы этих сомнений? 

Давайте вспомним, что Иосиф Александрович Бродский на деньги от нобелевской премии купил, в том числе и ресторан «Русский самовар» для того, что иметь возможность там петь. Хотел, быть может, сколотить бэнд.

То есть да, границ  нет. 

Это одна из причин того, что творчество тех самых, подлинных советских литераторов не измеряется многотомниками. Рабочее время, оторванное от мечты о превращении в космонавта, слишком мало. 

Воспитанные без Гагарина в голове, взявшие специализацию ещё в школе дети запада пишут книжные полки. И я говорю ведь не только о массовой литературе. Работоспособность явно выше без потери качества. Везде есть свои исключения, разумеется, а космонавтов по прежнему гораздо меньше, чем писателей, причём они все — хорошие. Кто же слышал о плохих космонавтах?